Senior-разработчик в Atlassian, активный участник сообщества FunсBy Алесь Гузик признаётся: все витки в его карьере определялись одним: «интересно — не интересно». Он не раз менял проекты уже через месяц-другой, уходил из компаний, потому что «не мог заставить себя работать над тем, что не увлекало».
Почти 2 года назад он перебрался в Австралию, и в какой-то момент снова оказался в «тупике». Алесь обратился за помощью к психотерапевту и в результате узнал о том, что у него синдром дефицита внимания. Dev.by выслушал историю разработчика.
«Взял тетрадку и начал писать код на HTML и JavaScript»
— Я с детства увлекался компьютерами. Моя бабушка работала преподавателем информатики в техникуме и водила нас с братом на работу, Там был настоящий «рай для мальчишек» — старые вычислительные машины, как счётный аппарат «Феликс», целый класс «Корветов», а ещё два компьютера IBM с цветными экранами.
По мере того, как я рос, в нашем доме появлялись книжки: сначала «А я был в компьютерном городе», а потом — «Компьютер для детей». Как сейчас помню, на обложке был нарисован котик, выпрыгивающий из монитора, — она мне особенно нравилась.
SPACE и DEV.BY РАССКАЗЫВАЮТ ПРО БЕЛОРУССКИЕ ИТ-СООБЩЕСТВА
Мой первый опыт программирования относится где-то к пятому классу: я ходил в «кружок» по изучению Basic. Как-то мне попалось под руку несколько выпусков журнала «Информатика», которые выписывала бабушка. Один из них был посвящённ JavaScript и HTML. То, что я там прочёл, так меня увлекло, что взял тетрадку и начал писать в ней код на HTML и JavaScript. Она сохранилась у меня — на память.
Позже я изучал Pascal в школе, самостоятельно разбирался с Delphi. Пытался учить и другие языки — С, Java: покупал диски, книжки по программированию.
«Меня разрывали противоречия — я физически не мог заставить себя работать»
Сомнений в том, куда поступать учиться после школы, у меня не было — хотелось связать свою жизнь с компьютерами: мне это было интересно, и я слышал, что разработчикам хорошо платили. Поэтому окончив школу, я, как и планировал, поступил в БГУИР на ВМСиС, факультет КСиС.
Я много учился самостоятельно, ходил и ездил на встречи и конференции по Ruby, функциональному программированию, а также по свободному программному обеспечению (LVEE, линуксовки) и веб-разработке. На первом курсе я поставил перед собой цель разобраться с существующими языками программирования — в частности определиться, какие из них мне хотелось бы использовать в дальнейшем.
Работать начал ещё во время учёбы в БГУИР — с середины 4 курса: пошёл на курсы по разработке ПО в Itransition и после трёх занятий получил job offer.
Спустя несколько месяцев работы на большом, важном проекте, я понял, что не могу делать всё так, как велит заказчик, — у меня было своё видение. Скажу честно, я был обескуражен, меня разрывали противоречия — я физически не мог заставить себя работать.
После долгих переговоров с заказчиком и менеджерами, когда стало понятно, что на этом проекте я больше ничего из себя выдавить не смогу, меня перевели на другой. Там я мог делать всё, как считал правильным, — и моя продуктивность вернулась.
В следующий раз я столкнулся с этой же проблемой в Altoros Development. Мне не давал покоя неидеальный legacy-код: я считал нужным довести его до ума. Но на это не было времени, в приоритете стояли другие задачи — и от этого у меня опускались руки.
«Мне казалось, что я нашёл компромисс — Ruby»
Ещё на третьем курсе я всерьёз увлёкся функциональным программированием, мечтал работать с Erlang, Haskell или Lisp’ами (в частности, Common Lisp и Scheme). Но увы, в коммерческой разработке всё это не было востребовано.
Мне казалось, что я нашёл компромисс — Ruby. Однако я ошибался: спустя пару лет мне стал неинтересен этот язык. Но главная беда заключалась в том, что к этому моменту в БГУИР уже состоялось распределение, — и мне предстояло 2 года в Ruby-разработке.
Я чувствовал себя, словно в тонущей лодке, идущей ко дну. Был подавлен, всерьёз думал бросить вуз — просто не пойти на защиту диплома. К счастью, моя мама очень вовремя произнесла слово «магистратура».
Это был вариант: так я выигрывал время — моё распределение откладывалось на целый год, и я мог заниматься тем, что мне действительно интересно.
Я также получил часы «в нагрузку» и стал преподавателем. К тому моменту я уже «поварился» на реальных проектах и видел «пробелы» в университетском курсе — некоторые вещи, как мне казалось, стоило рассказывать на самом первом курсе.
Я завёл правило сдавать «лабы» через GitHub. Учил студентов форматировать код по стайл-гайдам, составлять документацию по сборке и использованию, а также делать тесты. Я предложил Google-форму, через которую студенты могли анонимно написать мне и делиться своими предложениями — такая обратная связь была очень полезна.
Также я вёл дополнительные занятия по Linux. Мне нравилось преподавать — я видел, что делаю что-то полезное, хоть за это и платили смешные деньги.
«Я трекал время, только когда по-настоящему занимался проектом»
В какой-то момент на меня вышла через oDesk одна компания и предложила мне работу на удалёнке. Проект не приносил больших денег, но впервые за свою карьеру я работал на Clojure.
Была ещё причина, почему мне было комфортнее работать удалённо. Дело в том, что в офисе мне платили вне зависимости от того, какую часть своего времени я тратил на работу. Но мне самому было неудобно из-за того, что я не тратил 100% своего времени на проект.
Сейчас я знаю, у людей с синдромом дефицита внимания так бывает: иногда я работаю с такой продуктивностью, что могу за день сделать недельную работу. Специалисты называют это «гиперфокусом». Но при этом несколько дней до этого или после я занимаюсь проектами, не относящимися к основной работе. Суммарно менеджеры всегда были мною довольны, поскольку по продуктивности я ничем не отличался от остальных разработчиков. Но сам я не был удовлетворён: ведь изнутри это выглядело, как будто все работают, а я «бью баклуши».
Работая удалённо, я трекал лишь то время, когда по-настоящему занимался проектом, — мой работодатель не платил мне за «дуракаваляние». В итоге я, конечно, получал заметно меньше, чем мог бы, но мне было комфортно: я был в ладу со своей совестью.
Atlassian не зря получает местную премию Best Place to Work
Когда поступило предложение от Atlassian стать частью очень интересного проекта на Clojure, я просто не мог отказаться.
Обустроиться в Австралии было сравнительно легко. Atlassian не зря в течение нескольких лет получает местную премию Best Place to Work. Они молодцы — стараются, чтобы у тебя «с порога» сложилось впечатление, что в компании тебя любят и ценят, заботятся.
В аэропорту меня встретил человек в красном фраке и отвёз в гостиницу — Atlassian сняла для меня номер на месяц. Я открыл дверцу холодильника — он был забит едой, а на столе лежала записочка: «Мы очень рады, что ты к нам приехал!» Подарки сыпались на меня, как из рога изобилия: моделька марсохода и пистолет с резиновыми пульками, рюкзак с новеньким MacBook внутри и сертификат на поездку в парк Blue Mountains.
Atlassian позаботилась и о медстраховке, а также выделили агента для поиска жилья: он помогал мне выбрать квартиру, а также оформить все документы.
В компании принято назначать человека — его ещё называют buddy, — которому можно задать вопрос, если тебе что-то непонятно, расспросить о жизни в стране. Ещё есть expat buddies — это люди, переехавшие из тех же регионов, что и ты.
«Внутри компании идти было некуда, „переметнуться“ в другие не позволяла виза»
Согласно Станиславскому, ружьё, висящее на стене в первом акте, не может не выстрелить в последнем. Мне очень нравилось работать в Atlassian, но всё же в какой-то момент я снова обнаружил у себя знакомые «симптомы».
Всё началось с того, что на смену чуткому, внимательному менеджеру пришёл другой, с которым практически невозможно было что-либо обсудить. Одновременно нам выставили совершенно нереалистичные сроки, вынуждая выпустить сырой продукт. Снова нужно было работать «как надо», а не «как я считаю нужным» — и я опять не мог переступить через себя. Казалось бы, пора сменить проект, но было одно «но».
Дело в том, что большинство продуктов Atlassian разрабатывает на Java, кое-что — на Python, JavaScript и Go. Но Clojure используют только на одном проекте: его разрабатывала другая компания ещё до того, как её купила Atlassian. То есть внутри компании идти было некуда, а «переметнуться» в другие не позволяла рабочая виза. Я чувствовал себя в «тупике» — паниковал, не мог найти выход из ситуации.
Поскольку сам я справиться с ситуацией не мог, пошёл к врачу. Разговор был долгим, специалист запросил даже сканы моих школьных дневников, чтобы выставить диагноз. В них были замечания о том, что я отвлекаюсь на занятиях.
«Мозг сам решает, на чём сконцентрироваться. Нет слова «надо»
Иногда люди считают, что синдром дефицита внимания — это когда внимания недостаточно. На самом деле это сложности с переключением внимания: мозг сам решает, на чём стоит в данный момент сконцентрироваться, и никакие уговоры и попытки себя заставить не помогают. Нет такого слова — «надо». Человек с таким заболеванием часто хорошо делает только то, что ему по-настоящему интересно или нравится.
В постсоветских странах синдром дефицита внимания до последнего времени не воспринимался всерьёз, даже если врач ставил такой диагноз, лечение не прописывалось. А в западных странах в таком случае прописывают стимуляторы — они убирают практически все симптомы, помогая адаптироваться и жить.
С помощью специалиста я смог заниматься текущей работой, не чувствуя вину за то, что не приношу пользы «прямо сейчас». Мысль, что меня уволят за моё «безделье», больше не тревожит меня — проблема перестала казаться нерешаемой, кризис удалось преодолеть.
Поразмыслив немного, я придумал в итоге, как изменить ситуацию в проекте так, чтобы в нём было место для меня. Мои предложения приняли. Теперь я работаю с удовольствием, а препараты принимаю в только в исключительных случаях.
Конечно, я рад, что теперь могу контролировать свою импульсивность и работоспособность. Но знаете, если бы не СДВГ — я, возможно, так и не уехал бы в Австралию, а продолжал бы писать на Ruby в одной из белорусских компаний. «Не было бы счастья…», как говорят в народе.